Мемуары папы Муми-тролля - Страница 2


К оглавлению

2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Кроме того, он поймет, что Юксаре — это таинственный папа Снусмумрика, и наверняка догадается о том, что Снифф — сын зверька по имени Шнырек.

Ты же, мое малое и еще неразумное дитя, прочитай историю приключений трех отцов и задумайся над тем, что один папа не слишком отличается (по крайней мере, не отличался в молодые годы) от другого.

Ради себя самого, своей эпохи и своих потомков я обязан описать нашу удивительную юность, столь богатую приключениями. И думаю, что многие, читая мои мемуары, задумчиво поднимут мордочки и воскликнут: «Каков этот муми-тролль, а?» Или: «Вот это жизнь!» (Ужас, какой важной персоной я себя ощущаю.)

Под конец я хочу горячо поблагодарить всех тех, кто в свое время способствовал тому, что жизнь моя стала произведением искусства. И прежде всего Фредриксона, хатифнаттов и мою жену, единственную в своем роде Муми-маму.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой я рассказываю о своем детстве, когда меня никто не понимал, о первом Приключении, о ночи бегства, давшей новое направление моей жизни, а также описываю историческую встречу с Фредриксоном

Это было давным-давно. Однажды, скучным и ветреным августовским вечером, на крыльце дома для подкидышей муми-троллей была обнаружена обыкновенная хозяйственная сумка. В сумке, довольно небрежно завернутый в газетную бумагу, лежал не кто иной, как я сам.

Насколько романтичней было бы, например, выстлать мхом маленькую хорошенькую корзиночку и положить меня туда!

Хемулиха, основавшая этот дом, интересовалась астрологией (для домашнего употребления) и, что было вполне разумно с ее стороны, обратила внимание на звезды, ознаменовавшие мое появление на свет. Они указывали на рождение совершенно незаурядного и высокоодаренного муми-тролля. Хемулиха, ясное дело, тут же забеспокоилась, что хлопот со мной не оберешься (ведь в обыденной жизни от гениев одни неприятности, но сам я, по крайней мере, от этого никаких неудобств не испытывал).

Удивительное дело — расположение звезд! Родись я несколькими часами раньше, я бы мог стать заядлым игроком в покер, а все те, кто родился на двадцать минут позже, почувствовали бы настоятельную необходимость вступить в Добровольный оркестр хемулей (папы и мамы должны быть очень осторожны, производя на свет детей, и я рекомендую каждому и каждой из них сделать предварительные и точные расчеты).

Одним словом, когда меня вынули из сумки, я трижды чихнул совершенно определенным образом. Уже это могло кое-что да значить!

Хемулиха, приложив печать к моему хвосту, заклеймила меня магической цифрой тринадцать, поскольку до этого в доме обитали двенадцать подкидышей. Все они были одинаково серьезные, послушные и аккуратные, потому что Хемулиха, к сожалению, чаще мыла их, нежели прижимала к сердцу (солидной ее натуре недоставало некоторой тонкости чувств). Дорогие читатели!

Представьте себе дом, где все комнаты одинаково квадратные, одинаково выкрашенные — в коричневатопивной цвет и расположены в строгом порядке: одна за другой! Вы говорите: не может быть! Вы утверждаете, что в доме для муми-троллей должно быть множество удивительнейших уголков и потайных комнат, лестниц, балкончиков и башен! Вы правы. Но только не в доме для найденышей! Более того: в этом приюте никому нельзя было вставать ночью, чтобы поесть, поболтать или прогуляться! Даже выйти по маленькой нужде было не так-то просто.

Мне, например, было строжайше запрещено приносить с собой в дом маленьких зверюшек и держать их под кроватью! Я должен был есть и умываться в одно и то же время, а здороваясь, держать хвост под углом в 45ь — разве можно говорить обо всем этом без слез?!

Часто я останавливался перед маленьким зеркалом в прихожей и, обхватив мордочку лапками, заглядывал в свои печальные голубые глазки, в которых пытался прочитать тайну собственной жизни, и, вздыхая, произносил: «Один как перст. О жестокий мир! О жалкий мой жребий!» И повторял эти горестные слова до тех пор, пока мне не становилось чуточку легче.

Я был очень одинок, это часто случается с мумитроллями, наделенными своеобразными дарованиями. Никто меня не понимал, а сам себя я понимал еще меньше. Разумеется, я сразу заметил разницу между собой и другими муми-троллями. Разница эта состояла главным образом в их жалкой неспособности удивляться и изумляться.

Я же мог, например, спросить Хемулиху, почему все на свете устроено так, как есть, а не иначе.

— Хорошенькая была бы тогда картинка, — отвечала Хемулиха. — А разве так, как сейчас, плохо?

Увы, она никогда не давала мне вразумительных объяснений, и я все больше и больше убеждался в том, что ей попросту хотелось отвязаться от меня. Хемули ведь никогда не задают вопросов: что? где? кто? как? Я же мог спросить Хемулиху:

— Почему я — это я, а не кто-нибудь другой?

— То, что ты — это ты, — несчастье для нас обоих! Ты умывался? — Так отвечала она на мои важные вопросы.

Но я не отставал:

— А почему вы, тетенька, — Хемулиха, а не мумитроллиха?

— К счастью, и моя мама, и мой папа были хемули, — отвечала она.

— А их папы и мамы? — не унимался я.

— Хемули! — воскликнула Хемулиха. — И их папы и мамы были хемулями, и папы и мамы этих хемулей — тоже хемулями, и так далее, и так далее! А теперь иди и умойся, а то я нервничаю.

— Как ужасно! Неужели этим хемулям никогда и конца не будет? — спрашивал я. — Ведь были же когда-нибудь самые первые папа с мамой?

— Это было так давно, что незачем этим интересоваться, — сердилась Хемулиха. — И, собственно говоря, почему нам должен настать конец?

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

2